Баянист Юрий Шишкин: «Меня многому научила музыка»

С одним из лучших баянистов мира, заслуженным артистом России Юрием Шишкиным мы поговорили о масштабе русской музыки, взаимодействии исполнителя и инструмента, а также коснулись отношений маэстро с его учителем Вячеславом Анатольевичем Семёновым. Блестящий сольный концерт музыканта прошел 13 октября в Саратовской консерватории им Л. Собинова.

- Юрий Васильевич, на концертах вы рассказываете об исполняемых произведения. Как и откуда появился такой стиль?

- Моя музыкальная карьера началась на Западе в 1989-м году после победы на конкурсе в городе Клингентале. Первые европейские концерты проходили в Голландии. Пригласивший меня музыкальный агент, с которым позднее мы работали долгие годы, посоветовал рассказать публике об исполняемых мною произведениях. В Голландии, Бельгии и Германии, немного владея немецким языком, стал предварять исполнение рассказами о пьесах. Эта манера позже перешла и на выступления в России. 

Появилось чувство, что я не просто говорю, а настраиваю публику на нужную тональность. Редко кто из ведущих может так передать настроение и интонацию, как это сделает сам музыкант.

- Как и почему, на ваш взгляд, русская музыка отличается от европейской?

- Европейская классика – очень живая, насыщенная, темпераментная. И русские классические сочинения так же глубоки и очень эмоционально насыщены. Особой разницы для обывателя они не представляют. 

Исполнителю важно осознать, насколько он готов к охвату той или иной музыки. И здесь стоит сказать о том, что размер имеет значение. Многие мировые звезды, сделавшие карьеру на западноевропейской классике, когда берутся за произведения русских композиторов, что называется, «обламывают зубы» на граните этой музыки. Они не всегда понимают и осознают, что после европейских сочинений это нечто совсем другое – объем эмоций, драматургия, эмоциональное настроение, иная динамическая партитура. Русская музыка по своему объему, наверное, равна территории, на которой написана. 

Когда-то мною была услышана интересная фраза от великого кларнетиста Ивана Пантелеевича Мозговенко. Я спросил, как он оценивает мое исполнение Рахманинова. И услышал – «Ты живешь в России, вот и играй на размер России». Эта фраза сказала многое. Не все иностранцы понимают это. Берут русскую классику, где вроде бы те же интонации, crescendo-diminuendo, громче-тише, ускорение-замедление, но музыка не дается. Линия, интенсивность динамической волны, дистанция напряжения – редко что-то подобное можно встретить в западной музыкальной литературе.

К примеру, когда китайский пианист-виртуоз Лан Лан играет сочинения Петра Ильича Чайковского – я слышу Штрауса, никакого Чайковского там и нет, сплошной карнавал. Музыкант не осознает, с чем имеет дело. 

Отмечу, что самые длинные в мире музыкальные темы – у Сергея Рахманинова. Следующим после него идет только Иоганн Себастьян Бах. А как вам такая фраза: «В России, чтоб душе было хорошо, надо петь грустные песни»? Даже просто приблизиться к пониманию такого многим иностранцам трудно.

Играя русскую классику, я в какой-то момент ощущал, что иссякаю, и нужно добавлять резервы. Это музыка недосягаемой величины, она несет в себе огромный титанический духовный объём, а у тебя такие, знаете, «барашки» по воде. Каждая такая пьеса требует тебя целиком, и это не всем по плечу. У многих по привычке начинается деление фразы на более мелкие эпизодики, мотивчики, динамические «змейки», и она сразу мельчает. Таково мое наблюдение. Наша музыка многому научила – распределению сил, эмоций на очень длинную динамическую линию. Это удалось претворить и при исполнении произведений зарубежных авторов – выходит потрясающе. Музыка отечественных композиторов развернула мой исполнительский масштаб и увеличила его. 

- Расскажите про баян и про отношение с вашим удивительным инструментом.

- Я склонен верить, если на глубоком эмоциональном уровне общаешься с предметами, то они впитывают твою энергетику и несут в себе не столько живой материал, сколько эгрегор, архетип исполнителя. Инструмент – это партнер на сцене. Взаимодействие должно быть максимально плотным – чтобы он понимал тебя, а ты – его.

Мой предыдущий баян был достаточно интересным и ярким, но чтобы достигнуть необходимого результата звучания и чуткости воспроизведения эмоциональной палитры, с ним приходилось тратить в два-три раза больше усилий, чем с нынешним. Как только я дотронулся до него, то сразу почувствовал, что новый инструмент делает то же самое, но без усилий. Сказав о своём желании купить его директору фабрики «Баян Юпитер» Сергею Михайловичу Баринову – «Беру сколько бы он ни стоил», услышал ответ – «Ты с ним построже. Он уже столько получил комплиментов, что нос задрал». И знаете, как в воду глядел. Я «объезжал» свой новый баян, если можно применить это слово, полтора года, пока он приобрел «мой» звук. Когда я душою решил сменить инструмент на новый, предыдущий баян стоял на плоском диване и не должен был упасть, но свалился, причем клавишами вниз. У меня тут же мелькнула мысль, что как будто он специально бросился на пол, будто хотел покончить с собой. Кинувшись его поднимать, я внутренне извинялся перед ним. Жена потом успокаивала, говорила, что, может, он упал специально, дабы показать, что испорчен, чтобы нам легче было расстаться. Было понимание, что инструмент сделал это «от отчаяния». Может быть, все это мною было придумано, и, наверное, наивно читается, но для меня это серьёзно. Порой кажется, что музыка – тоже живое существо. Она сама выбирает исполнителей, к кому-то находясь ближе, кого-то отталкивая. Тонкий мир существует достаточно ярко, и мы можем его ощущать. 

- Не могу не спросить о вашем учителе Вячеславе Анатольевиче Семёнове, о его роли в вашей музыкальной судьбе.

- Первое, что обычно забывают ученики, – это благодарность педагогам. Через это пришлось пройтись и мне. Мы настолько любили Семенова, когда учились у него, что это было на уровне присасывания к нему. Мы требовали, требовали и требовали. Завершая обучение, ты ведь должен жить своей жизнью, а не все время спрашивать, какое произведение играть, в каком такте следует сделать громче или тише. Тебя научили – действуй дальше сам. Этот отрыв потребовал от меня дистанцирования, даже определённого забвения. Чтоб хоть как-то обрести самостоятельность. Приходилось даже останавливать свои чувства, свою любовь к нему. Представляете, сколько усилий потребовалось, чтобы стать самим собой, чтобы не продолжать жить за счет мыслей и советов педагога. Через 10-15 лет после того, как я завершил учёбу, стало приходить все больше и больше успеха. А вместе с ним и осознание, что одному эти сильнейшие эмоции перенести очень сложно, ими нужно делиться.  Есть две важные вещи. Первая – когда тебя хвалят – душевно благодарить за это Бога. Тебе ведь дали талант – положи в «лифт» комплимент и отправь на Небеса к Богу. И вторая – раздели успех с учителем. Спасибо вам, Вячеслав Анатольевич, за то, что дали мне! Свободу моих мыслей, веру в себя, крылья за спиной для полета на огромной скорости и высоте!

Беседовал Александр Лобецкий